Поверил ли Растопчин в то, что Москва будет оставлена? И поверили ли люди, идущие к Растопчину, в возможность

Mister

30

Растопчин принял решение оставить Москву и поджечь ее, чтобы не попасть в руки французским войскам Наполеона. Однако, несмотря на это, существует множество разных мнений о том, верил ли Растопчин в успех своей тактики.

Некоторые историки считают, что Растопчин действительно верил в то, что Москва будет оставлена. Они указывают на то, что он предпринял ряд мер для эвакуации населения и сохранения ценностей города перед его уничтожением. Эти меры включали в себя массовый отступительный план, а также приказ о том, чтобы все ценности города были уничтожены, чтобы они не попали в руки французам. В своем приказе Растопчин написал, что уничтожение Москвы является «наиболее угрожающей Парижу карикатурой».

Однако есть и другая точка зрения, согласно которой Растопчин не верил в возможность сохранения Москвы и действовал из отчаяния либо в надежде на то, что это потеря города мотивировало бы русские войска к более упорному сопротивлению оккупации. По этой версии, он хотел подобным образом оказать давление на Наполеона и создать трудности для его армии.

Касательно поверия людей, идущих к Растопчину и его планам о сохранении Москвы, сложно сказать наверняка, так как это было индивидуальное чувство каждого человека. Некоторые верили в его решение и в ту же идею сохранения Москвы, в то время как другие могли испытывать сомнения или опасения.

Совпадение взглядов Растопчина и толпы можно интерпретировать как сходство в том, что и те, и другие желали сохранить Москву. Растопчин, как полководец, видел это как необходимость в военной тактике, а народ, скорее всего, видел сохранение Москвы как символичный акт сопротивления оккупации.

В целом, хотя множество историков исследовали эти вопросы, точный ответ о вере Растопчина и населения в возможность оставления Москвы остается открытым для дебатов и толкований. Анализ источников и свидетельств позволяет нам лучше понять действия Растопчина и его отношение к сохранению Москвы, но никто с полной уверенностью не может сказать, что он искренне верил или не верил в успех своего плана.